А казалось, что это ей не грозит. Как всем ведьмам. Почему-то в деревне так о ней и думали. Но я по-соседски ничего этакого не замечала за Маривановной. Ну да, держала она коз. Которых пасла на моём огороде. Очень удобно: охранять их не надо, потому что они за оградкой с калиткой. И есть чем поживиться. А что с моими яблонями будет, а также со щавелем, ревенем, капустой и цветочками… так что об этом думать? Может, мы и не приедем, ну, не сможем в это лето приехать… Ну, держала она квартирантов, которые «на химии» были, то есть срок доматывали на работе в местном лесхозе. Ну, подворовывали они, часто у соседей, и не только, а она защищала их, но ведь это не повод считать её ведьмой! Ну… приходили к ней местные женщины. Ругаться. Из-за мужей, которых Маривановна привечала. Так мало ли, зачем. Самогон она гнала. Может, они за самогоном к ней шастали. У неё хороший самогон был, за таким можно было и с другого конца деревни прийти… Для того чтобы местные мужики шастали, совсем не обязательно привороты всякие накладывать. Самогон – самый убедительный приворот. Да, лечила молитвами и водой ключевой, буквально ключевой, потому  что водила своих гостей лечиться на берег речки под названием Ключ.  Да, рассказывала она всем всякие мистические истории про себя, то какого-то старца встречает в лесу, который ей всякие тайны рассказывает, то какая-то пропасть перед ней возникает там, где никогда её не было, а начнёт её обходить и окажется, что какую-то беду обошла… Ой, да мало ли она чего могла рассказать о себе! Жила одиноко. Говорила, что у неё двое детей есть. Сын, который уехал на заработки куда-то да и пропал, толи случилось чего, толи просто так хорошо зажил, что про мать-то и забыл. И дочь. «Красавица у меня дочь…, — говорила Мариванна, — даже артисток таких красивых нет! А всё потому что от большой любви родилась…»
— А где ж она теперь-то? – спрашиваю.
— Так замуж вышла. Рано она у меня замуж-то вышла… — Мариванна задумалась. – Всё потому что красивая. Вот он на неё и запал. Муж-то её нынешний. Сволочь такая! Был он у неё учителем физкультуры. И вот, в десятом классе она уже училась,  соблазнил, гад… А я ему сказала, что со свету сживу его, так он сбежал к своим родителям в другой район и дочку мою прихватил. Редко, но приезжают. Побудут час-два – и домой. У них там хозяйство большое-немеряное, а дочка моя там за рабыню! И детей у неё трое… за стариками ухаживай, за детьми смотри, мужа неверного ублажай, огород – гектар целый, коров полтора десятка, сыр он делает, и цех этот сырный тоже на ней… Она пашет-выматывается, а он по бабам бегает!
— А кто ж отец её? Кто ж любимый-то, и куда делся.?
— О-о-о! Это большой человек был! Умный… И красивый. Ой и красивый! Он был начальником большим. Его строительная бригада квартировала у меня. Они здесь коровники строили.
— А теперь-то он где? И знает про дочку-то?
— Да зачем же? У него семья была. Зачем я ему? И дочка моя… Зато дочь у меня такая красивая получилась! Может, у него все дети такие? Я-то только про сына одного его знала. Он учился на поэта где-то… Только я думаю, разве бывают такие институты? 
— Бывают, Марьиванна, бывают…
А однажды прибегает она ко мне раненько утром, взволнованная такая…
— Слушай, а кто это вчера к тебе приходил вечером? С женщиной такой худющей?
— Это который с худющей, говорите? Так это, наверное, Валера, поэт один.
— Поэт, говоришь… А фамилия у этого поэта какая?
— А что это вдруг он так заинтересовал вас, Марьиванна?
— Да уж больно он похож на отца моей дочери, только молодой. И на дочь мою похож, ну как есть брат да и только!
— Плотников его фамилия.
— Плотников?! Плотников, значит. Да и поэт ещё… Точно, это сын его… Надо ж, всё-таки аукнулось. Мир-то, видать, и вправду тесен…
Вечером ко мне снова заглянул Валерий со своей женщиной, занесли из лесу грибы показать, все ли съедобны, чтобы я определила. Городские часто путаются в этих грибах. Говорю им, если не знаете гриб, значит он ядовитый, не берите, так всё равно берут, тащат через лес, ладно, хоть, прежде, чем на сковородку их бросить, несут показать кому-нибудь из местных, чтобы определиться, можно ли их в пищу.
— А что отец твой, Валер, — спрашиваю, — жив ли, здоров?
— Увы, уже два года как похоронил. А почему тебя это заинтересовало?
— А чем он занимался по жизни?
— Строил. Начальником строительной организации был. А что случилось-то?
— Так его организация, похоже, местный коровник строила. И он здесь бывал.
— Может быть, но с чего вдруг тебе это стало интересно?
— Так соседка моя говорит, что дочка её ни дать, ни взять твоя сестричка…
— Ну… это слишком! Мало ли что деревенские тётки себе надумывают! 
— А ты на кого больше похож, на мать или на отца? 
— Однозначно на отца… — Валера замолчал и отошёл в сторону, давая знать, что не хочет продолжать эту тему.
Ну, как говорится, на нет и суда нет.
Так и забылась эта история…  Теперь уже тридцатилетней давности. И вот сегодня мы хороним Марьиванну. Внуки её все приехали. И дочь тоже. Я её так никогда и не видела. Ну, что же, сегодня и увижу.
В доме Мариванны было не протиснуться. Все женщины пожилые собрались проводить Марьиванну. В том числе и те, кто когда-то приходил отношения с ней выяснять.  Рядом с гробом стояла заплаканная женщина, где-то моих лет… Наверное, это и есть дочь. И вправду красивая… Боже! Как она похожа на поэта Плотникова! Сестра да и только…